Тётя Таля после еды всегда собирала хлебные крошечки со стола, смахивала их в ладонь и съедала. «Тётя Таля, но сейчас же не война!» – говорили мы ей. Но блокадная привычка была сильнее, и тётя до старости с уважением относилась к хлебу.

В середине октября 1941 года в Ленинграде отключили телефонную связь. Голос по радио передал: «Телефон отключается до конца войны». Тётя Таля вспоминала, как ...« телефон жалобно щёлкнул, и в квартире наступила жуткая, гробовая тишина, возникло страшное чувство одиночества». В декабре перестали ходить трамваи, автобусы. Люди пробирались по Ленинграду пешком.

На рынке покупали землю, вырытую из-под сгоревших бадаевских складов, говорили, что сахарный песок сгорел при пожаре и протёк в землю. Чайную ложку этой земли размешивали в стакане воды и пили. Обои в комнатах сдирали со стен, засохший клей варили и им питались.

Детские саночки стали общей картиной блокадного Ленинграда. На них возили слабых или мёртвых. Городские квартиры не запирались, все боялись, что могут умереть и их не найдут. Входить можно было в любой дом, в любую комнату. Тётя Таля зашла в чужой подъезд, а там на ступеньках сидит человек, прислонившись к стене: оказывается, давно умер.

Однажды, осенью сорок третьего, когда уже вновь пустили трамваи, тётя Таля ехала с работы домой, на Петроградскую сторону. Вдруг внутренний голос сказал ей: «Выходи!». Оказалось, она вышла на остановку раньше и очень расстроилась, что ещё далеко идти, а сил нет. Трамвай завернул за угол. В этот момент начался артобстрел, загремели взрывы. Тётя Таля прижалась к стене, когда все стихло,  продолжила путь. Завернув за угол, увидела, что трамвай разбит прямым попаданием снаряда, и все пассажиры погибли.

Двадцать седьмое января 1944 года тётя Таля помнит, как самый большой праздник. Объявили, что войска Волховского и Ленинградского фронтов соединились, блокада полностью снята. По радио выступали счастливые люди, читали стихи, пели песни… Всем казалось, что теперь будут жить вечно…

Михаил ВАСИЛЬЕВ.