Ветеран и мне без церемоний поведал свою биографию, начиная с предвоенной. О том, как родился в деревне Большой Каменник Кировского сельсовета, закончил окладневскую школу-семилетку, о недолгой учёбе в новгородском дорожном техникуме и поездке на комсомольскую стройку в Новосибирск. Война застала его на 173-м кривощёковском комбинате. Ветеран рассказывает:

– После того, как на митинге объявили о нападении гитлеровской Германии, все мы поначалу в таком смятении были… А потом кинулись в военкомат – раз пришли, два пришли, а нас прогоняют – молодые, дескать, куда воевать – нам же по семнадцать было. Как-то сам военком вышел и сказал: «Ребята, идите домой, не надоедайте, войны и на вас хватит». Промаялись мы так с товарищами (со мной ещё два паренька из Боровичей были) почти полгода, а потом сбежали к родителям. Дети ещё – так домой хотелось! Добирались на перекладных, в одном леспромхозе при железнодорожной станции устроились разнорабочими, чтобы с голоду не умереть, и всё время прятались от милиции – за «самоволку» сажали на три месяца. Но не попались. Добрались домой к февралю, на «товарняках», – я ноги отморозил, месяц не вставал. Но потом ничего, полегчало. Поработал в деревне, а в августе 42-го меня, наконец-то, взяли в армию. Как более грамотного, направили в танковое училище – четыре месяца учили в Ленинграде. Выучился я на радиста-стрелка, получил звание сержанта. Как сейчас помню: ведут нас, курсантиков, по блокадному городу, а люди с сочувствием смотрят, перешёптываются, жалеют нас, юных…

 На долю секунды Василий Прокофьевич задумался, будто что-то восстановил в памяти – и дальше продолжил. Только голос слегка выдавал нарастающее волнение.

– Боевое крещение я и ещё несколько ребят из училища приняли у деревни Марьино, при прорыве блокады Ленинграда в январе 43-го. Воевали в составе отдельного танкового батальона на лёгких танках с бронёй всего в 12 миллиметров. На мне радиостанция была – для связи с другими машинами – и пулемёт. До сих пор картина перед глазами – переправа через Неву, танки никак не могут взобраться на крутой берег, скованный льдом, – немцы укрепились как следует!.. Тогда мой товарищ Коля Иванов погиб – танк его подбили, и он утонул вместе с экипажем… Наш танк тоже сгорел, все были ранены, только я невредимым остался. После операции награду свою первую получил, как и остальные ребята, медалью «За боевые заслуги»…

И снова пауза. Видимо, для того, чтобы её заполнить, Василий Прокофьевич затеял поиски фотографий боевых товарищей по экипажу, друзей-однополчан, попутно рассказывая о них. Вспомнил школьного товарища Лёньку, которому суждено было стать и боевым другом, Сашку Сергеева… Оба геройски погибли. На долю молодого радиста, воевавшего на Ленинградском фронте в составе экипажей тяжёлых танков под Красным Бором, Кировском, Мясным Бором, в Синявинских болотах, под деревней Арбузово, а затем освобождавшего Финляндию (за что награждён орденом Красной Звезды), выпало немало встреч. И ничуть не меньше – превратностей судьбы.

– Когда закончили воевать в Эстонии, в декабре 44-го, меня отпустили домой на десять дней. Знаете, какая радость была! Шутка ли, дома не был два года. Приехал обратно – нашей части и в помине нет, передислоцировалась. Давали мне направление в другое место, а я ни в какую – решил свой полк догонять, даже на станцию пришёл, сел в солдатский эшелон… Только вот жизнь распорядилась иначе. Познакомился я в этом эшелоне с ребятами из артиллерийской бригады, у них только-только радист погиб, уговорили меня – с ними и остался. Так сказать, сменил колёса на пеший ход. Служил в артиллерийской разведке командиром радиоотделения, всю Германию прошёл с радиостанцией за плечами. Ни одного дня не ночевал на батарее, всё время с пехотой…

На этот раз я сама прервала Василия Прокофьевича неловким вопросом: «И что же, за всё это время ни одного ранения?». «Бог миловал – раз только контужен был, да и то легко. Но смерти не раз смотрел в глаза», – ответил ветеран, ничуть не обидевшись на мои слова.

– Помню, через Одер переправлялись на лодке под непрерывным огнём, страшно было. Уже перед самым берегом снаряд разорвался, я выскочил из лодки – и в траншею. Другой случай: один из осколков разорвавшегося снаряда попал в большущее дерево, а я аккурат за ним стоял… В разведку когда ходили, тоже чудом спасся… Вы хотите, как и все, знать, страшно ли было?! И я отвечу: да, страшно, а что делать? Надо же Родину защищать.

Минутой позже, словно через усилие, ветеран добавил: «Знаете, нет-нет и задумаюсь, особенно к ночи, всегда ли правильно поступал… А можно ли было друзей уберечь… И не уснуть потом никак».

Ещё два года после 9 мая 1945-го Василий Прокофьевич служил в армии, а потом, после демобилизации, вернулся на малую родину, устроился слесарем на подвесную канатную дорогу.

…На обратном пути из Ланошино я размышляла над тем, нашла ли ту самую правду о войне, ради которой, как и все остальные, очутилась в «морозовском» доме. И поняла, что узнала там гораздо больше – правду о человеке, советском воине Василии Морозове, рассказанную им самим без прикрас, без излишнего пафоса. Как мало их осталось, скромных героев, одержавших Великую Победу.

Валерия АРСЕНТЬЕВА.