03.05.2018
Зое Николаевне Пахаревой было четыре года, когда началась война.
Когда провожали отца на фронт, четыре километра шли пешком до Угловки от деревни Берёзовка, где она в то памятное лето жила у бабушки. 
«Само прощание с папой не помню, но никогда не забуду пачку печенья с нарисованными васильками, которую он купил мне в сельмаге «на обратный путь». Эвакуированный мальчишка по имени Витя выхватил у меня его, подняв вверх, дразня; я подпрыгивала, всё старалась достать… В то время у бабушки уже жили эвакуированные из Ленинграда: Витя и ещё несколько девочек постарше…» 
Отца она больше не видела – погиб в 1943-м под Великими Луками. Осталась его фотография, снятая с городской Доски почёта, с подписью: «Пахарев Николай Иванович, забойщик карьера № 3, план выполнил на 231%».
Удивительная память Зои Николаевны сохранила живые трогательные картинки детства, через которое, как шрам через всё лицо, прошла война… 
«…Бомбили Угловку и днём, и ночью, «трясло» и нашу деревню. Мы с бабушкой прятались между грядками в картошке. Однажды посреди деревни упала бомба, но не взорвалась, а раскололась, и оказалось, что она заполнена мелом. Нам показалось, что её нарочно сделали в Германии люди, которые были за нашу страну, и этим тогда было очень гордо моё маленькое детское сердце».
Вспоминает Зоя Николаевна, как в пять-шесть лет она уже работала с колхозниками на полях. Зимой ездила на дровнях за сеном со своей тётей. На обратном пути гордо восседала на высоком возу сена, чувствуя себя царевной в лесной чаще. Голодная лошадь тащилась медленно через это Берендеево царство, «сквозь звенящую тишину, задевая еловые ветки, засыпавшие меня пушистым белым снегом»… Так пишет Зоя Николаевна в своих воспоминаниях, которые недавно принесла в редакцию, чтобы поделиться с людьми сокровенным. 
 «… В школе всем классом ходили собирать колоски после жатвы на колхозном поле, каждый старался набрать как можно больше, и никому не приходило в голову хоть несколько зёрен унести домой. В коридоре школы топилась печь, дымился большой котёл, где варилась для нас, учеников, каша из ржи, ячменя или гороха. Всё собранное нами зёрно обрабатывалось в жерновах, провеивалось, и из него готовили нам еду…»
«Ещё запомнилось, как во время войны подруга мамы возила меня в Боровичи, чтобы в очереди за трикотажем на меня получить товар. Там был большой рынок, где мне всё казалось необычным: молодые женщины ходили в шляпках и «смаковали» на ходу жмых – военное лакомство, немного сладкое… Помню, одна незнакомая женщина тоже попросила меня подойти к очереди, чтобы получить на меня товар. Она дала за это три рубля, я купила эскимо, и до сих пор кажется, что лучшего мороженого в жизни не ела. А трикотаж меняли потом на хлеб…
Город мне казался сказочным. Шли пешком через арочный мост, справа за мостом, на холме, большой концертный зал, аллеи, лестница с вазонами и скульптурными бюстами…
Помню окончание войны. Бабушка мне часто рассказывала, что на Пасху играет солнце. Вот будит она меня как-то утром: «Зоенька, встань-ка, посмотри, как солнце играет, наверное, скоро кончится война». (Пасха в 1945 году пришлась на 6 мая, на день святого Георгия). Я открыла глаза и увидела, что вся изба озаряется всполохами света. Охваченная восторгом, выскочила в сенцы, где окно было от пола во весь мой рост… С солнцем происходило что-то невероятное: оно было громадным, сначала двигалось быстро, как бы пританцовывая, из стороны в сторону, от него исходили все цвета радуги, вдруг резко падало вниз, крутилось, перекувыркивалось, затем снова поднималось вверх, и всё небо и земля освещались разноцветными всполохами. На душе была невероятная радость… 
Через три дня утром 9 мая просыпаюсь, кричу: «Баба, почему ты меня в школу не разбудила?». А она подошла, поцеловала меня и сказала, что сегодня в школу не идти: закончилась война… Я посмотрела в окно на возвышенность, где в берёзовой роще была наша школа, это место называлось барским садом. Там раньше жил помещик, которому принадлежала деревня. У школы бегали, прыгали, ликовали дети. Я надела красное ситцевое платье – и бегом на праздник. Около сельсовета висел колокол – кусок рельсы, люди ударяли в него беспрерывно металлическим стержнем. Женщины вышли на улицу: вместо барабанов – тазики, вместо флагов – красные платки… Произносили речи, плакали, смеялись, но песен почему-то не пели… Не расходились до утра, ночи тогда были белые…
 Подготовил 
Константин ЯКОВЛЕВ.