Ей не исполнилось ещё и десяти, когда село Севаи в 50 километрах от Могилёва заняли немцы. Большой справный дом, где жила Манечка с отцом, инвалидом первой империалистической, матерью и двумя сёстрами, облюбовало для постоя новоявленное «начальство», выгнавшее хозяев на улицу.

– Нас приютили соседи, где уже жили три семьи, – вспоминает Мария Фёдоровна. – Население немцы сильно не притесняли, ввели только комендантский режим: после пяти часов вечера выходить на улицу запрещалось даже нам, ребятишкам. «Киндер, – бывало, попросят меня они, – заштопай носочки!». Когда хлебца дадут, когда супом гороховым на солдатской кухне накормят, угостят конфетой. Но всё равно было голодно.

Страх начался в конце войны – такая тогда заварилась каша. Из леса партизаны палят, немцы – в них, а мы в землянках спасаемся от снарядов. Но ещё стало страшнее, когда немцы ушли и налетели на нас «народники», говоря проще, бандиты карательного отряда из других деревень. Убивали, насиловали, грабили – свои хуже фашистов. Но продолжалось это недолго.

В это время все сильно голодали. Собирали в полях мёрзлую картошку, мама делала из неё лепёшки. На беду волки задрали нашу лошадь – не вспахать, не посеять. Как только выжили!

Стали, как и до войны, колхоз создавать, оставшихся по деревням коров собирать в кучу. А у нас опять горе – пожар. После немцев осталось минное поле. Старушка принесла оттуда домой мину с ленточками – в косы для внучки… Дом разнесло, а от него загорелись другие. Солома на крышах что порох – деревни как не бывало. Едва успели отстроиться, как новый пожар уничтожил половину домов: мальчишки из соседней деревни подожгли, когда все наши работали на поле.

Манечке было уже пятнадцать, когда она по совету вербовщика с другими девчатами поехала в город работать на колбасный завод. Но оказалось, что сначала его надо было построить. Работа тяжёлая: на носилках таскали кирпич на пятый этаж. Еда – копеечная рыбёшка хамса с хлебом на весь день. По 17 человек жили в комнате.

Как-то пришёл к ним старичок просить помочь картошку копать. Манечка одна только и согласилась. Помогла, хозяин остался доволен и говорит: «Доченька, у меня сын служит в воинской части, давай попрошу, чтобы он устроил тебя туда на работу».

…В прачечной было ничуть не легче. Норма стирки: по 45 простыней, наволочек, по десять пар белья. Руки щёлочью разъедало до крови. Бельё нужно было ещё откипятить, отутюжить, сложить в стопочку. Потом шеф-повар взял Машу на кухню торты печь.

– Тут у меня настала иная жизнь – и сытнее, и легче, – продолжает Мария Фёдоровна. – Стала заниматься спортом, бегать стометровку, отстаивать честь нашей воинской части. За первое место мне подарили наручные часы «Звездочка» и брезентовые баретки – вот было радости! Потом нашу часть расформировали и направили кого во Львов, кого в ГДР. Генерал вызвал меня к себе в кабинет и по-отечески посоветовал ехать в Германию.

В лейпцигском госпитале для советских военнослужащих Мария работала поваром. Спортсменка, красавица 18-ти лет с тонкой талией и толстыми косами ниже колен (на фото в семейном альбоме) не только продолжала участвовать в соревнованиях бегунов, разъезжая по городам Германии, но и петь, танцевать в составе самодеятельности на сценах других госпиталей. А время от времени по боевой тревоге вместе с кухней ехала на полигон, где проходили боевые учения.

Однажды в трамвае к девушке неожиданно подошла немолодая уже немка и на ходу вытолкнула её из вагона. Манечка оказалась в канаве с ушибленными коленками. Обидчицу арестовали, она просила прощения за свой поступок, не скрывая при этом, что ненавидит русских за то, что её супруг потерял руку в боях под Москвой.

Домой в Белоруссию она вернулась в 54-м году. Однако родителей там не застала. Они переехали на Новгородчину, в деревню Каменное под Травково, где жили сестра с мужем. Остановилась у них. Через какое-то время устроилась в боровичскую типографию переплётчицей. В подшефной бригаде деревни Вязник колхоза «Родина» познакомилась с будущим мужем, прожив с ним более 40 лет. Держали большое хозяйство: коров, свиней, овец, стадо кур, как когда-то у родителей в Белоруссии. Не боясь трудностей и труда, ходила за несколько километров в деревню Сушилово, где работала поваром в детском саду. Потом председатель колхоза, увидев, как по снегу в целик пробирается на работу Мария, предложил ей место старшей доярки на ферме в самом Вязнике, откуда она и ушла на заслуженный отдых.

– Когда муж умер, сын мне купил здесь, в деревне Сушилово, благоустроенную квартиру, – заканчивает своё повествование Мария Фёдоровна, которой исполнилось 82 года. – Дети меня радуют. Старший Сергей живёт рядом, работает в дорожной организации, не пьёт и не курит. Младший Валерий плавает по морям-океанам на научно-исследовательском судне. Сейчас где-то у берегов Норвегии. И внуки хорошие, младший учится в институте, занимается альпинизмом. Не хватает только здоровья. Ноги сильно болят. Но картошку, думаю, посажу.

Да, про картошку, которую в самом деле варила Манечка для Никиты Хрущёва, надо ещё рассказать. Генсек, «такой маленький и пушистый», приехал однажды в их лейпцигский госпиталь. И попросил работников кухни приготовить её «в мундире», чем сильно всех удивил. Ну, так ведь и высокопоставленному лицу «в мундире» генсека иногда тоже, видно, хотелось простой крестьянской еды.

Александра ПОПОВА.

Фото Константина

ЯКОВЛЕВА.