Актуально
Иван, сын кузнеца
18.07.2013
ЕГО ДОЛГАЯ жизнь соткана из трудов, скорбей и потерь, хотя среди серых и чёрных красок есть и радужные. С 12 лет сын кузнеца взялся за плуг. Когда мужиков в их деревне Новинка подчистую забрали на Финскую, заменил колхозного бригадира. «Вставай, Ванюшка, – незлобиво тормошил за плечо по ранней зорьке заспавшегося паренька председатель. – Наряд надо давать». – В 40-м поступил в Кулотинское ФЗО, – мыслями обращается к тем далёким годам Иван Михайлович. – Все чувствовали, что немец готовится к нападению. За две недели до этого учащихся вместе с техникой погрузили в эшелон и эвакуировали в Новосибирск. 22 июня в 10 часов утра по местному времени Молотов объявил о начале войны. Несмотря на бронь мы добровольно пошли в военкомат проситься на фронт. Пока я, как старший учебной группы, где были в основном боровичские и мошенские ребята, ездил за продуктами, их всех увезли.Ивана Михайлова отправили в школу младших командиров, а после её окончания – в Краснознамённое кавалерийское училище имени первой конной армии Будённого. В 44-м он, наконец, оказался на фронте под Кингиссепом, где и встретил победу. Однако война для него только начиналась и длилась четыре с половиной года. В числе десяти офицеров его отобрали в органы КГБ для уничтожения бандформирований хорошо вооружённой подпольной армии, действовавшей в Прибалтике. Кубанку и шпагу пришлось сменить на фуражку и именной пистолет. – Четыре с половиной года воевали с «лесными братьями», – продолжает свой рассказ ветеран войны. – Вначале банды с повозками и пулемётами насчитывали до 500 человек, позже раздробились на небольшие группы, действовавшие исподтишка. Бились ожесточённо, до последнего, не щадя ни себя, ни нас, ни мирных жителей. Наших полегло много. В меня тоже стреляли в перелеске из засады, по сути, в упор на расстоянии семи метров. Однако автоматическую винтовку заело, и пули косой прошли поверху, сбив фуражку. Не успели опомниться, как летит граната. Упали ниц, закрывая головы руками. Одна, две, три, четыре секунды… Взрыва не последовало. Немецкая граната не сработала. Два чуда сразу. От неминуемой смерти спас Господь. В потайном кармане гимнастёрки был зашит крестик, которым благословила мать. В 49-м после переподготовки в школе КГБ младшего лейтенанта Михайлова ждали урановые рудники на границе Германии и Чехословакии, где пленные немцы добывали стратегический материал для страны-победителя. Но даже кагэбисты не знали про облучение, спокойно беря в руки кусок невидимой смерти, чтобы проверить на нём исправность прибора, установленного в проходной. – Головные боли усиливались и 9 мая меня положили на излечение в институт в Москве, – вспоминает Иван Михайлович. – Полгода не спал. Для врачебных консилиумов был как подопытный кролик. В конце концов, меня комиссовали, посоветовав ехать на родину, на природу. Так отставной боевой командир вернулся в свою деревню Новинка и стал лечиться природой. Ходил на охоту, которая с детства научила его метко стрелять. Развёл пчёл не только для мёда, но и для «жалотерапии»: число укусов в голову, начиная с одного, постепенно увеличивал до десяти и более раз. Таким же образом поправлял поясницу, застуженную в многочасовых лежаниях на земле в засаде. Вдохнула жизнь в голубоглазого кудрявого отставника Мария, соинская красавица, с которой он познакомился, будучи в отпуске. В прежние времена он смастерил бы лёгкий возок, какими славились новинские умельцы, и, усадив в него невесту, помчал бы под венец в церковь, куда до войны ходил с матерью… Полевой цветок иван-да-марья недолговечен. Как одно лето пролетели 18 лет их счастливой совместной жизни. Рак извёл жену, что было страшнее брошенной в него немецкой гранаты. Остались у Ивана два сына-подростка, которых он вырастил и воспитал достойным образом. Один стал шахтёром, другой во флоте служил. Теперь вместе с жёнами регулярно ездят в Соинское, опекают отца. – Да я ещё и сам молодец, – смеётся Иван Михайлович. – Зимой натоплю печи, дорожку расчищу. На лыжах, правда, уже не хожу, хотя раньше каждый день делал пробежки. В семьдесят лет ещё гонял по лесу лосей с кабанами, так что и молодые охотники за мной не поспевали. Ещё в пору военной службы бросил курить, а рюмочку выпиваю разве что в праздники. Сын кузнеца Иван по большей части сам себя выковал, хотя военная дисциплина и готовность сложить голову за Отечество способствовали формированию цельной личности. Честно выполненное задание даже ценой жизни составляло честь офицера того поколения. Потому так больно ранят душу Ивана Михайловича новости по российскому радио о коррупционных скандалах среди нынешних армейских чинов. – Кто ж уважать нашу страну будет, а тем паче бояться? – сокрушается он. – Та же Прибалтика, которая ещё в 50-е годы представляла собой хутора нередко с курными избами, норовит перевернуть историю и навесить на солдата-освободителя ярлык оккупанта. Защитникам Отечества губительно размениваться на деньги, иначе противник нас разобьёт.
22 июня в День памяти и скорби житель деревни 
Соинское Иван Михайлов, в прошлом
кавалерист и кагэбист, отметил 90-летие.
ЕГО ДОЛГАЯ жизнь соткана из трудов, скорбей и потерь, хотя среди серых и чёрных красок есть и радужные. С 12 лет сын кузнеца взялся за плуг. Когда мужиков в их деревне Новинка подчистую забрали на Финскую, заменил колхозного бригадира. «Вставай, Ванюшка, – незлобиво тормошил за плечо по ранней зорьке заспавшегося паренька председатель. – Наряд надо давать». – В 40-м поступил в Кулотинское ФЗО, – мыслями обращается к тем далёким годам Иван Михайлович. – Все чувствовали, что немец готовится к нападению. За две недели до этого учащихся вместе с техникой погрузили в эшелон и эвакуировали в Новосибирск. 22 июня в 10 часов утра по местному времени Молотов объявил о начале войны. Несмотря на бронь мы добровольно пошли в военкомат проситься на фронт. Пока я, как старший учебной группы, где были в основном боровичские и мошенские ребята, ездил за продуктами, их всех увезли.Ивана Михайлова отправили в школу младших командиров, а после её окончания – в Краснознамённое кавалерийское училище имени первой конной армии Будённого. В 44-м он, наконец, оказался на фронте под Кингиссепом, где и встретил победу. Однако война для него только начиналась и длилась четыре с половиной года. В числе десяти офицеров его отобрали в органы КГБ для уничтожения бандформирований хорошо вооружённой подпольной армии, действовавшей в Прибалтике. Кубанку и шпагу пришлось сменить на фуражку и именной пистолет. – Четыре с половиной года воевали с «лесными братьями», – продолжает свой рассказ ветеран войны. – Вначале банды с повозками и пулемётами насчитывали до 500 человек, позже раздробились на небольшие группы, действовавшие исподтишка. Бились ожесточённо, до последнего, не щадя ни себя, ни нас, ни мирных жителей. Наших полегло много. В меня тоже стреляли в перелеске из засады, по сути, в упор на расстоянии семи метров. Однако автоматическую винтовку заело, и пули косой прошли поверху, сбив фуражку. Не успели опомниться, как летит граната. Упали ниц, закрывая головы руками. Одна, две, три, четыре секунды… Взрыва не последовало. Немецкая граната не сработала. Два чуда сразу. От неминуемой смерти спас Господь. В потайном кармане гимнастёрки был зашит крестик, которым благословила мать. В 49-м после переподготовки в школе КГБ младшего лейтенанта Михайлова ждали урановые рудники на границе Германии и Чехословакии, где пленные немцы добывали стратегический материал для страны-победителя. Но даже кагэбисты не знали про облучение, спокойно беря в руки кусок невидимой смерти, чтобы проверить на нём исправность прибора, установленного в проходной. – Головные боли усиливались и 9 мая меня положили на излечение в институт в Москве, – вспоминает Иван Михайлович. – Полгода не спал. Для врачебных консилиумов был как подопытный кролик. В конце концов, меня комиссовали, посоветовав ехать на родину, на природу. Так отставной боевой командир вернулся в свою деревню Новинка и стал лечиться природой. Ходил на охоту, которая с детства научила его метко стрелять. Развёл пчёл не только для мёда, но и для «жалотерапии»: число укусов в голову, начиная с одного, постепенно увеличивал до десяти и более раз. Таким же образом поправлял поясницу, застуженную в многочасовых лежаниях на земле в засаде. Вдохнула жизнь в голубоглазого кудрявого отставника Мария, соинская красавица, с которой он познакомился, будучи в отпуске. В прежние времена он смастерил бы лёгкий возок, какими славились новинские умельцы, и, усадив в него невесту, помчал бы под венец в церковь, куда до войны ходил с матерью… Полевой цветок иван-да-марья недолговечен. Как одно лето пролетели 18 лет их счастливой совместной жизни. Рак извёл жену, что было страшнее брошенной в него немецкой гранаты. Остались у Ивана два сына-подростка, которых он вырастил и воспитал достойным образом. Один стал шахтёром, другой во флоте служил. Теперь вместе с жёнами регулярно ездят в Соинское, опекают отца. – Да я ещё и сам молодец, – смеётся Иван Михайлович. – Зимой натоплю печи, дорожку расчищу. На лыжах, правда, уже не хожу, хотя раньше каждый день делал пробежки. В семьдесят лет ещё гонял по лесу лосей с кабанами, так что и молодые охотники за мной не поспевали. Ещё в пору военной службы бросил курить, а рюмочку выпиваю разве что в праздники. Сын кузнеца Иван по большей части сам себя выковал, хотя военная дисциплина и готовность сложить голову за Отечество способствовали формированию цельной личности. Честно выполненное задание даже ценой жизни составляло честь офицера того поколения. Потому так больно ранят душу Ивана Михайловича новости по российскому радио о коррупционных скандалах среди нынешних армейских чинов. – Кто ж уважать нашу страну будет, а тем паче бояться? – сокрушается он. – Та же Прибалтика, которая ещё в 50-е годы представляла собой хутора нередко с курными избами, норовит перевернуть историю и навесить на солдата-освободителя ярлык оккупанта. Защитникам Отечества губительно размениваться на деньги, иначе противник нас разобьёт.
Александра ПОПОВА.
Фото Константина ЯКОВЛЕВА.